◄ — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — ►✧  Общеизвестные факты о персонаже:
Родилась в Фодже в семье потомственных художников.
На единственную в семье девочку поначалу не возлагали особых надежд, но позже обнаружилось, что она намного талантливее старших братьев.
Много училась и упорно работала, набивая руку, осваивая разные техники, перенимая приемы других художников, создавая свой собственный стиль.
В 1386 году Фоджано перенесли свою мастерскую в столицу Шармфаля, Сианну, и там Берениче начала свой путь к славе. Стала известна благодаря чудесным портретам, открывшим ей двери в герцогские дворцы и позволившим найти друзей и покровителей среди высшей знати.
Вместе со старшим братом Просперо побывала в Дурмгарде, Керстовом царстве и Рутбейском халифате; иногда путешествует по другим городам и странам, выполняя заказы.
В 1398 году стала придворным художником короля Луи.

✧ Родословная:
Giuliano || Джулиано - прадед, крестьянский сын, ставший подмастерьем художника в Фодже; умер в 1350 году в возрасте 56 лет
Vincenzo Foggiano || Винченцо Фоджано - дед, художник, получивший прозвище "из Фоджа"; умер в 1385 году в возрасте 71 года
Michele Foggiano || Микеле Фоджано - отец, художник, в молодости служивший виконтам Фоджи, а в зрелости перебравшийся в Сианну; родился в 1335 году, жив, но почти ослеп, болен артритом и рисовать больше не может
Olivia (Clementi) Foggiano || Оливия (Клементи) Фоджано - мать, родом из банкирской семьи; родилась в 1341 году, жива, обладает магическим даром, посвятила жизнь заботе о Микеле и детях
Francesco Foggiano || Франческо Фоджано - старший брат, художник, глава семейной мастерской; родился в 1367 году, жив
Prospero Foggiano || Просперо Фоджано - средний брат, торговец картинами; родился в 1370 году, жив
◄ — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — ►
Джулиано, третий из сыновей безвестного онетольского крестьянина, судьбу свою не нашел среди полей и виноградников и, обуреваемый страстью к "малеванию", как презрительно фыркал его отец, подался на поиски счастья в вольный город Фоджа. Год перебивался подработками да обходил по очереди мастерские, просясь в ученики, пока один из художников средней не руки не сжалился и не взял его к себе мальчиком на побегушках. Джулиано, не будь дурак, пока подавал своему мастеру кисти и краски, не только учился рисовать, но еще и очаровал юную дочку художника. Когда та, стыдливо опустив глаза и сжимая ладонь своего избранника, призналась отцу в грехе и открыла свое положение, ничего тому не оставалось, кроме как принять деревенского нахала в семью и обучить его всему, что знал.
В положенный срок родился в семье сын, названный Винченцо, и судьба его была предрешена с рождения: сын и внук художников, кем еще он мог стать? Держать сначала уголек, потом кисть его учили с детства, и к двадцати годам он превзошел обоих своих учителей и получал выгодные заказы от священников и банкиров. По городу рождения и творчества получил он имя "Винченцо из Фоджа", а потом прозвище преобразовалось в фамилию. Винценцо Фоджано звался он теперь. Фоджано звались отныне его дети и внуки - художники, как и их прародители. Женился он не по зову сердца, а по уму, выбрав себе дочь купца, возившего среди прочих товаров краски со всех сторон света, - и с тех пор семейная матерская никогда не испытывала нужды в материалах.
Детей у Винченцо было много, но мальчик выжил только один - Микеле. О выборе призвания снова никто не говорил: Винченцо передал ему свои знания, нашел учителей из других земель, отправил на год в Сианну постигать мастерство у столичных художников - сделал все, чтобы сын преумножил семейную славу. Микеле не подвел, привлек внимание виконтов, завоевал их расположение и покровительство, расписывая дворцы и храмы, создавая возвеличивающие правителей портреты и услаждавшие их взор пейзажи. Он купался в ласке виконтов и с их благословения в жены взял Оливию Клементи - дочь банкира, образованную, умную, утонченную, прекрасную. На незнатного художника, крестьянского внука, не имеющего даже своей фамилии, она даже не посмотрела бы, прошла величественно мимо; но мастер, обласканный милостью виконтов и творящий шедевру во славу Фоджи, - совсем другое дело.
Брак оказался неожиданно крепким: Микеле оказался мужем верным, потому что взор его направлен был на полотна и фрески и для других женщин внимания не оставалось; Оливия - женой заботливой, потому что научилась ценить и лелеять своего рассеянного супруга. Трое их детей пережили младенчество: Франческо, Просперо и Берениче. Сыновья традиционно уже должны были стать художниками, единственная дочь - связать семью нерушимыми узами с другими мастерами или торговцами. Вышло же все иначе.

Когда среди зимы родилась Берениче, жив еще был старый Винченцо, не отошедший от дел, но управление мастерской передавший сыну. Внуков поначалу опекал и обучал он, оставив сыну больше времени для творчества и выполнения заказов. Старшему из сыновей Микеле исполнилось тогда семь лет, и Винченцо с тоской замечал, что ему, шалуну и непоседе, не досталось в полной мере отцовского таланта. Второй сын, четырехлетний Просперо, с большей охотой вертел в руках звонкие монеты и раскладывал по ровным стопочкам медяки - банкир растет, не художник, вздыхал Винценцо, неодобрительно поглядывая на довольную Оливию. На дочь, которая однажды упорхнет из семьи, вообще никакой надежды нет. Винченцо требовал еще внуков - хотя бы одного одаренного и усидчивого мальчика. Но боги не были больше милостивы к Микеле и его жене, и пришлось довольствоваться тем, что есть.
Долгие годы мучил Винченцо двух внуков, отрывая их от детских игр и усаживая к мольбертам. Они научились держать уголек, пастель и кисть, смешивать краски, ровно наносить линии и передавать цвета; не к чему было придраться в их технике, но все же не было жизни, не было искры дара в их рисунках и картинах, не цеплялся глаз за фигуры, не замирало дыхание от совершенства. Микеле, вынужденно отвлеченный от своих дел, тоже ничего не мог сделать: сколько не передавал он секреты своего мастерства сыновьям, сколько не поправлял их руки, сколько не наставлял, особого толку не выходило.

Берениче же с рождения попала под опеку матери. Прекрасная Оливия далека была от мира кистей и красок, она в семье стала оплотом разума - заботливого, расчетливого, приземленного. В ее нежные руки упало не только обустройство дома, но и все мужнины счета, и просроченные обещания, и неоплаченные картины. В мире звонких монет и долговых расписок она чувствовала себя свободно и выставляла это единственным своим талантом; другой же талант - магический дар, знание посташей - скрывала, почти не используя. Даже мужу поведала тайну, лишь когда магия проявилась у детей - у всех трех одного за другим, вот же счастье, вот же беда! Микеле гневался, да поделать уже ничего не мог, оставалось только смириться и позволить Оливии учить детей своим премудростям и самоконтролю, чтобы неосторожная вспышка не привела их однажды в церковные темницы.
По замыслу матери Берениче должна была стать ее полноправной наследницей, сведущей в финансах и магии, как Франчо и Просперо должны были последовать за отцом. Потому не сразу попала Берениче в мастерскую деда, но поначалу хвостом ходила за матушкой, разбирая поочередно то цифры в счетах, то посташи на песке. Но сердце ее к тому не лежало; когда занята была Оливия, дочь ее пробиралась тайком к братьям, из-за их спин наблюдала за магией, творящейся на холстах, на огрызках бумаги и ткани угольком зарисовывала все, что видела. Твердости в руках ей тогда не хватало, но упорства было не занимать. Старый Винченцо, заметив интерес внучки, повздыхал, но выгонять ее не стал: пусть учится, раз хочет, худо от этого не будет. Матушка попыталась еще оттащить дочь от красок и привить ей любовь к столбикам цифр, да ничего не вышло, осталась Берениче в дедовой мастерской.

Внуков старый Винченцо учил прилежно, внучку - остаточно, спустя рукава, и по работам ее скользил взглядом равнодушным. Улыбался покровительственно, хвалил пышно, но времени лишнего не тратил, посвящая все Франчо и Просперо, надеясь, что из них еще выйдет толк. Зато Микеле, зайдя в неурочный час в пустую мастерскую, беспристрастно рассмотрел три портрета хмурящейся жены. Первый идеально запечатлел каждую морщинку и родинку на ее еще молодом лице, отобразил идеально тени и перспективу за ее спиной, раскрасил радужно пейзаж в распахнутом окне, но сама Оливия на нем была будто неживая, будто мастерски сделанная фарфоровая кукла, заставшая навеки в одной позе. На другом удались складки ее платья и руки, перебирающие монеты, кружево на вороте и счетные книги, но жизни в фигуре было ничуть не больше, чем в блестящем золоте. Зато третий портрет - технически еще не совершенный: там овал лица выдался неточным, тут шея чуть длиннее, чем надо, мазки крупноваты, и фон расплывается будто в дымке - завладел его взглядом надолго: Оливия на нем хмуро свела брови, склонясь к счетам, но глазами искоса следила за художником и зрителем, и Микеле казалось, что вот-вот по губам ее скользнет привычная мягкая улыбка, что поведет она белыми плечами, подаваясь ему навстречу, что отложит она в сторону счета и нежной рукой приласкает мужа. На третьем Оливия вышла удивительно живая, переменчивая, характерная; и как же удивился наутро Микеле, когда узнал, что написала его десятилетняя Берениче! И еще сильнее поразился Винченцо, всмотревшись наконец в работы внучки и заметив там все то, чего так не хватало его внукам.

Франчо тогда отец забрал к себе подмастерьем - хватит уже учеником ходить, пусть хоть рисовальщиком и копировщиком станет. Просперо - отрядил помощником к Оливии, чтобы хоть кто-то из детей его научился обращаться с деньгами и счетами. А яркой звездой сверкнувшую Биче учили теперь Винченцо и Микеле вместе, кляня себя, что не обратили на нее внимание сразу и что столько лет упустили. Особенно кручинился старый Винченцо: чувствовал уже, что смерть наступает ему на пятки, и потому торопился передать внучке все, что знал. Сама же Берениче впервые в жизни познала настоящее счастье, обретя свое призвание, избавившись от нудных уроков матери, мира не видя за мольбертом и палитрой.
Винченцо умер через год, умер в мире и спокойствии, зная, что его наследие жить будет во внучке и, если милостивы будут Боги, в правнуках. Микеле, с почетом схоронив отца, подумал немного, послонялся по надоевшей, ставшей тесной Фодже, разведал обстановку - и перевез семью в Сианну. Он мечтал стать придворным художником, писать портреты короля, отражать в полотнах войны и союзы; но художников в столице и без него было достаточно, за почетную должность разгорались настоящие битвы и плелись коварные интриги, и потому выходцу из Фоджи доставались только заказы помельче, от приезжей знати да местных чиновников. Он брался за все, стараясь пробиться, проталкивая вперед своих детей; со временем он нашел свою нишу и наловчился лучше других расписывать фресками стены и потолки палаццо и особняков, соборов и часовен - это его позже и сгубило.

Берениче тогда исполнилось двенадцать, рука ее стала твердой и уверенной, портреты выходили не хуже, чем у отца. Теперь она была отцовским подмастерьем, иногда копировала его полотна и почти всегда присутствовала на сеансах позирования. Стремясь запечатлеть не только лица, но и характеры, Микеле с заказчиками вел пространные беседы, порой нарочно провоцировал их на споры, внимательно слушал и наблюдал за сменой эмоций, и тогда портреты у него получались достоверные, натуральные, живые. Берениче, пользуясь подростковой хрупкостью, для простоты обряжалась иногда юношей и, молча угольком делая наброски, училась у отца искусству познавательной беседы. Мальчишку-помощника в углу мастерской знатные клиенты не замечали, а она этим пользовалась, прислушивалась, всматривалась, зарисовывала разные выражения одного и того же лица, а потом из черновиков составляла единый портрет.
К фрескам отец ее почти не привлекал - говорил, что слишком тягостная и грубая это работа, а пусть лучше ее руки занимаются тонкой портретной и жанровой живописью, пусть лучше самый одаренный из его детей не бесконечные потолки расписывает, лежа на высоких лесах и вытирая попавшую в глаза едкую краску, а оттачивает мастерство писать маслам по холсту и дереву, куда более ценное для придворных художников. Но чем больше доходных заказов на роспись стен доставалось Микеле, тем меньше времени у него оставалось на наставничество, и Берениче теперь училась у Франческо. Так и не став действительно талантливым художником, он все же мастерски владел техникой живописи и мог править младшую сестру там, где ей не доставало умений. Она же с детской еще непосредственностью указывала на недостатки его работ, парой штрихов или мазков добавляла полотнам жизни - Франчо скрипел зубами от ревности и зависти, но вынужденно признавал, что Биче не портит, а улучшает. Так и наладилось между ними странное сотрудничество, шедшее обоим на пользу и продержавшееся до настоящего времени.

Но не только в живописи наставлял сестру Франчо; открыл он ей еще секреты магического мастерства. Их матушка обучила их только основам, позволяющим держать контроль над силами и скрывать их от любопытных глаз; Франческо не остановился на этом, жадно пошел дальше, изучил посташи и придумал, как их применять. Если тонко вырезать их на отполированном дереве, сверху написать картину и отдать ее нужному человеку, чтобы каждый день он ею любовался, то посташи будут действовать на него: улучшат настроение, заразят дружелюбием, заставят благосклонно отнестись к навязанной ему сделке - или, напротив, омрачат, озлобят, отвернут от недавнего друга и союзника. Еще можно нанести их украдкой на раму или подрамник холста, вплести аккуратно тонко в узор ветвей или сплетенные стебли цветов, выгравировать на медальоне и спрятать под миниатюрой - что-то было более рискованно, что-то менее действенно. Использование магии в полотнах поначалу испугало Берениче - тем более, что цели Франчо не всегда были благими. Но перед открывшимися соблазнами она не устояла, принялась тоже изучать посташи и способы их спрятать; присоединялся к ним и Просперо, и втроем дети Микеле далеко продвинулись в магическом деле, заигрались, забывая иногда об опасности, грозящей всем магам.

В семнадцать лет отец признал Берениче полноправным художником; а матушка все вздыхала, что ее ровесницы уже замуж повыскакивали и первенцев нянчат. Но о выгодном браке для Берениче речи больше не шло: семейные заботы, частые беременности и воспитание детей неизбежно отвлекли бы ее от живописи, и семейная мастерская потеряла бы тогда лучшего своего художника. Оливии пришлось смириться, а сама Биче была только рада не тратить время попусту. Она, конечно, влюблялась, пылала наивной юношеской страстью, вздыхала порой по тем, кому была не ровней, и отплясывала на уличных праздниках с теми, кто не был парой уже ей. Но настоящей страстью ее всегда были кисти и краски, и даже кружась в бурной гальярде или зажигательной тарантелле, примечала она интересные лица горожан и сценки, которые хотела бы зарисовать.

Средний брат, Просперо, от живописи оказался дальше всех, но свое призвание он нашел, как и надеялась матушка, в финансах и торговле. В его руках были все платежи и счета мастерской, в его владении - законченные картины, ждущие своих владельцев. Просперо разъезжал по всему Шармфалю: поначалу только продавал полотна, созданные его семьей, потом стал скупать чужие и искать им хозяев в столице. Ездила с ним иногда и Берениче, если находились заказчики в провинции или появлялись вдруг необычные мастера, готовые поделиться своими секретами. Сети Просперо раскидывались все дальше; Берениче побывала теперь и в Дурмгарде (один из местных живописцев отлично от всех смешивал и накладывал белый цвет облаков и снега, так, что на полотне он сиял и резал глаза), и в Керстовом царстве (мастера там не в ладах были с перспективой, зато чудесно владели секретами золотых и серебряных красок и создавали великолепные мозаики), и даже в Рутбейском халифате (людей и животных на юге рисовать было не принято, зато растительные орнаменты и вязь причудливых букв удавались им так, как никому больше).
Из узнанного в других странах, из собственных изобретений и догадок, из причудливой игры света и тени, из мягкого серебристого сияния складывала Берениче свой уникальный стиль, который все больше заказчиков привлекал в их мастерскую и все шире их прославлял. О художниках Фоджано говорили теперь при дворе, и больше всего - о единственной среди них художнице, на холсте творящей чудеса. Теперь за портретами шли к Берениче, а не к Микеле или Франчо, теперь она через беседу узнавала заказчиков и на полотнах отражала их души. Она никогда не приукрашала людей и не искажала на картинах истину, но умела недостатки обернуть если не достоинствами, то хоть интригующими особенностями. Иногда под полотнами она прятала посташи - пожелания удачи, храбрости, здоровья; никогда - зла, болезней, горестей.

А Микеле все продолжал рисовать фрески, по-настоящему полюбив этот вид искусства. Даже когда пальцы на правой руке начал скручивать артрит, не перестал он брать заказы и расписывать потолки загородных вид и городских храмов. Но годами капала ему в глаза едкая краска - Микеле лишь промывал их наскоро и отмахивался от предостережений, возвращаясь к любимому делу. Страшной оказалась цена его безрассудства: еще не старик, едва перешагнув порог шестидесяти лет, начал старший Фоджано слепнуть. Более ужасную участь для художника придумать сложно, и Микеле, осознав свою судьбу, впал в отчаяние. Он едва не наложил на себя руки, но Франческо и Берениче вовремя нашли его и вынули из его ладони нож. Безуспешно пытались они посташами вылечить болезни отца, вернуть остроту его зрению и гибкость его пальцам, но магия желанного эффекта не имела. Тогда они, посовещавшись с матерью, вложили в отцовские руки резец: он не может больше видеть, но может еще чувствовать, а в молодости он занимался недолго скульптурой, ведь так? На новый смысл жизни занятие не походило, но способно было вылечить отчаяние и утешить разом постаревшего отца. Матушка же забросила все дела и непрерывно находилась при муже, ограждая его от уныния.
Тогда Берениче научилась мастерски лгать, ровным голосом восхищаясь новыми работами отца: с затуманенным зрением нельзя создать шедевр, нельзя даже верно передать черты лица, но по молчаливому сговору все Фоджано отца ограждали даже от самой справедливой критики.

Управление мастерской перешло теперь к Франческо, а к славе и влиянию он рвался еще больше, чем отец. Берениче, слишком погруженная в творчество, не замечала за братом дурных страстей и жадности к власти, не замечала интриг за своей спиной и скользких улыбок брата, толкавшего ее все выше и выше. Она вхожа была к герцогам и маркизам - не только для позирования, но и в парадные гостиные, и в частные кабинеты. Теперь не заказчики выбирали ее, а она решала, чьи портреты будет писать. Франчо сопровождал ее, прислушивался к беседам, которые она вела, толкал их в нужную сторону, выведывал через нее секреты и вкладывал в ее уста свои слова. Когда скончался от лихорадки один из трех придворных художников, Франческо потянул за все свои ниточки, заставил Берениче обратиться к самым влиятельным друзьям - и освободившуюся должность при дворе молодого короля получила именно Берениче из Фоджи, правнучка онетольского крестьянина. Для нее это стало высшим признанием талантов, возможностью творить еще более прекрасные полотна и прославлять свою семью; для ее братьев - шансом обрести новые связи и укрепиться среди знати (а может, получить однажды хоть какой-нибудь мелкий титул, чтобы никто больше не смотрел на них, как на деревенских выскочек), иметь власть и средства, неведомые для прочих художников. Талант, амбиции и магия - не станет ли это для них не взлетом, а падением?..

◄ — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — ►

✧ Навыки и умения:
► маг, хорошо знает посташи, мастерски прячет их в картинах и миниатюрах;
► талантливый и великолепно обученный художник, прежде всего портретист, но пишет в других жанрах тоже;
► умеет изготовлять краски;
► кроме шармфальского, неплохо знает дурмгардский, но только на разговорном уровне;
► разбирается в придворном этикете и титулах, истории и геральдике;
► немного знает о счетоводстве и торговле;

✧ Дополнительная информация: -
✧ Чего желаете от игры? создать несколько шедевров, поучаствовать в придворных интригах, заглянуть в другие страны, продолжить развивать магию

Отредактировано Berenice Foggiano (2019-06-27 14:03:11)