[nick]Elizabeth O'Blair[/nick]- Да зачем она ему вообще сдалась? - нарочито громко возмущается еще одна девица, на кривом литтонском обращаясь то ли к своей матери, то ли к тетке с весьма пасмурным выражением лица. - На снулую рыбешку похожа, не чета... - Дальше Элизабет не слышит, проходит мимо, не меняя шага, сохраняя ровную приветливую улыбку и даже не оборачиваясь в сторону девицы.
Таких якобы случайных фраз она немало за вечер услышала: при ее приближении многие фридлендки кривились и с родного шипения переходили на литтонский, чтобы незванная леди уж точно разобрала каждое слово и почувствовала презрение и ненависть в полной мере. А уж сколько ругательств вылилось на ее голову на фридлендском! За тот неполный месяц, что Лиззи его учит, далеко она не продвинулась, но отдельные слова в потоке речи разобрать могла, а интонацию понимала безошибочно. Отвергнутые девицы, сами хотевшие зваться женой дубхдарского лэрда; их матери, в своей кровиночке видевшие главную умницу и красавицу; их отцы-землевладельцы, не забывшие еще обид прошлого восстания; их пылкие братья, желавшие сию секунду поднять новое, - все не стеснялись указать литтонке, что ей здесь не место. Только она и сама это знала, а что толку, если все решили за нее?

Нет, были и те, кто молодую жену лэрда приветствовал с искренним теплом, а сама Элизабет готова была рассыпаться в благодарностях даже тем, кто был равнодушно вежлив с новой хозяйкой замка и куда больший интерес проявлял к пиршественному столу и собственным быстро пустевшим кубкам. Кеннет представил ей всех гостей; от оттенков рыжего у Лиззи кругом шла голова, бесконечные "мак" и "о" безбожно путались, но отцовское обучение и придворный опыт помогли в итоге запомнить если не всех, то многих. Приветливых и дружелюбных, равно как и особенно гневных, она старалась отметить отдельно, благо притворяться и лгать фридлендцы умели намного хуже литтонцев.

Кеннет хохочет в кругу кузенов, леди Лорна старательно смотрит мимо невестки, леди Несса вежливо улыбается и щебечет со своими подругами; Элизабет обменивается парой небрежных фраз с суетливой толстушкой (кажется, вдовой владелицей земель неподалеку от Кинеда, мистрисс МакБренан), обещает непременно заглянуть в гости и полюбоваться на коней, которых та разводит. Но дружелюбную вдову вскоре подхватывает под локоть ее рослая рыжеволосая дочь, обжигающая леди Дубхдара суровым взглядом, и отводит в сторону, шепотом что-то выговаривая седой матери. Элизабет снова оказывается в одиночестве, улыбается по-прежнему безмятежно, но от вынужденной приветливости к людям, которые ненавидят ее только за текущую в ее венах кровь, тошнит похлеще, чем во время морского путешествия. Пользуясь тем, что никому до нее нет дела, она неторопливо выскальзывает из зала и идет к крытой галерее, опоясывающей восточную стену замка. Там свежо, но не так холодно, как на улице; Лиззи надеется, что посреди праздника никто больше не будет искать укрытия вдалеке от гостей и что прохладный воздух даст ей сил через несколько минут вернуться на праздник и продолжить приевшееся притворство.

Надежды ее не сбываются: взрыв мужского хохота едва не оглушает Элизабет, когда она переступает порог галереи. Ее не замечают сразу, и леди Дубхдара поначалу мнется, не зная, правильнее ли будет сбежать обратно или не показывать слабость и остаться, не обращая внимания на фридлендцев. В тускло освещенной галерее разглядеть их сложно, но всматриваясь, Лиззи замечает наконец их неловкие движения, вслушивается в запинающиеся голоса и понимает, что виски и эль основательно затуманили их головы. Лучше уйти; но стоит ей только отступить на шаг назад, как один из пьяниц замечает ее, удивительно ловко подскакивает и хватает за локоть, не позволяя вырваться.
- А, наша новая м'леди! - кривляется он. Элизабет молчит и улыбается со спокойным достоинством, тая за ним испуг. - А мы как раз гадали, что же лэрд в тебе нашел и почему променял всех наших девиц на тощую и смурную литтонку.
- Спросите лучше у него самого, милорды, - недрогнувшим голосом отвечает Лиззи, благоразумно пропуская мимо ушей нелестные эпитеты и стараясь не кривиться от кислого, пропахшего спиртом дыхания фридлендца. - Мой муж как раз искал, с кем разделить бутылку лахланского виски. Не составите ему компанию?
- Да нам и тут неплохо, - пожимает плечами тот, что держит ее за руку. Брайан, один из троюродных кузенов ее мужа, - вспоминает наконец Элизабет.
- Мы лучше жену лэрда пока развлечем, - пьяно гогочет второй, чье лицо кроется в тенях.
- Заодно сами проверим, что же такого особенного кроется в литтонских юбках, - присоединяется третий. Брайан толкает ее вперед, второй ловит за вскинутые вверх запястья и крепко их сжимает, тянет Лиззи ближе к себе, грозно над ней нависая. Элизабет отворачивает лицо вправо и вниз, трепыхается, пытаясь вырваться, лягается, пытаясь пяткой попасть по колену Брайана, скользящего руками по ее талии и тянущегося к юбкам.
- Отпустите меня. Немедленно, - она чудом не срывается на крик, но никакой твердости и никакого натянутого спокойствия в ее голосе не хватает, чтобы утихомирить разбушевавшихся пьяниц.
- А то что? - вместо ответа Лиззи дергает вверх коленкой, но держащий ее фридлендец отпрыгивает, не выпуская ее рук, и встряхивает ее. - Иш, норовистая какая! Бедный наш лэрд. Поможем ему усмирить жену, а?
Ее слова их, кажется, только больше распаляют, и больше Элизабет ничего не говорит, только отчаянно вырывается, дергается, пихается и лягается; да только что она может против трех крепких фридлендцев, даже если они уже с трудом на ногах стоят от выпитого эля? Она пытается позвать на помощь, но чья-то ладонь быстро зажимает ей рот, и вместо крика получается только сдавленное мычание.

[nick]Elizabeth O'Blair[/nick]Ожидая на островах ледяной прием и полные ненависти взгляды, неприятностей, подобных обрушившимся на нее в темной галерее, в своем новом доме Элизабет не предполагала встретить. Глупо и самонадеянно - не стоило полагать, что имя мужа защитит ее от его пьяных кузенов и друзей; только совсем не об этом думает Лиззи, пытаясь отбиться от схвативших ее фридлендцев. В ее распоряжении - только естественное оружие слабых женщин: локти, коленки да зубы, и она изворачивается, стараясь использовать все, в суматошной борьбе не замечая, как падает с ее головы свадебный венок с чертополохом. Да только всех ее усилий недостаточно, чтобы хотя бы ненадолго избавиться от сжимающей ее рот ладони и звонко позвать на помощь, а все попытки вырваться лишь больше распаляют гогочущих над ее трепыханиями мужчин.
Помощь все же приходит: сквозь громкий стук собственного сердца, глухими ударами отдающийся в ушах, Элизабет не слышит посторонних звуков, но фридлендцы замирают, оглядываются на что-то (или кого-то?), чуть ослабляют хватку ровно настолько, чтобы она наконец могла свободно вздохнуть и зубами вцепиться в ладонь, накрывающую ее губы. Сдавленные ругательства за ее спиной, из которых она понимает едва ли одно слово из десяти, для ее ушей звучат чуть ли не музыкой. А звонкий девичий голос, судя по интонации распекающий напавших на невесту фридлендцев, сулит скорое освобождение от пьяных домогателей. Судорожно дыша, замерев в робкой надежде, Элизабет вслушивается во фридлендскую речь, разбирая там только знакомые имена и громкий призыв на помощь, после которого ее, наконец, выпускают.

Пошатнувшись, Лиззи одной рукой и боком опирается на стену, сгибается, прижимая другой локоть к животу: желудок сжимается в спазмах, на губах еще чувствуется вкус чужой потной ладони и крови от укуса, разивший от напавших кислый запах перебродившего эля выхывает тошноту, и осознание того, что едва не случилось, волной ужаса проносится по телу и комом подступает к горлу. Элизабет глубоко вдыхает раз, другой, третий, сплевает соленую, окрашенную красным слюну, рукавом вытирает губы от чужого запаха, сглатывает ком в горле - и только потом, когда перед глазами перестают кружить в безумном танце темные мушки, а ужин не вырывается больше обратно, поднимает взгляд на свою спасительницу. Та, к ее удивлению, только одна, ее призыв не привел в темную галерею ни стражу, ни других гостей - Лиззи даже не знает, радоваться этому или огорчаться.
- Все хорошо, - слабо, но уверенно отвечает Элизабет. Отблески пламени путаются в копне рыжих волос, окружая голову отважной спасительницы сиянием, но лицо кроется в тени, и Лиззи требуется усилие, чтобы вглядеться в него и узнать девушку. - Все хорошо, благодарение Матери... и вашему чудесному появлению, леди Мэйси.
Дальняя родственница ее мужа (Элизабет безнадежно увязла в раскинувшейся по всему Дубхдару и немного за его пределами паутине семейных связей и теперь даже не пытается вспомнить, кем же ее спасительница приходится ее супругу) днем, кажется, была не так дружелюбна и приветлива. Но рвущийся с языка вопрос о том, что же заставило фридлендку отбросить свою неприязнь и прийти на помощь чужачке, Лиззи удерживает при себе: не стоит вместо благодарности показывать грубое любопытство и отталкивать протянутую ей руку помощи. Даже если рука протянута совсем ненадолго, случайно, и через мгновение рыжеволосая леди снова задерет подбородок и забудет о существовании едва не опозоренной невесты.

- Не думала, что мне потребуется охрана, чтобы ходить по дому, - грустно улыбаясь, оправдывается за свою неосторожность Элизабет. Она наконец распрямляется, но для устойчивости плечом все еще прислоняется к стене. Ладонями пробегается по платью, поправляет скомканный платок в вырезе платья, разглаживает смятую юбку, молча радуется, что наряд остался цел (несколько новых складок не в счет) и можно будет спокойно вернуться на праздник; одергивает сбившиеся рукава, осматривает запястья - хорошо было бы, если железная хватка фридлендца не оставила на нежной коже синяков, которые непросто будет скрыть или объяснить.
- Я не могу выразить словами, насколько я благодарна вам за ваше своевременное вмешательство, леди Мэйси, - тихо говорит Лиззи, растирая запястья. Ей совершенно не хочется представлять, что было бы, не появись фридлендка так вовремя и не сумей прогнать напавших; но непрошенные мысли так просто из головы не выкинешь. - Мне не хотелось бы, чтобы это... досадное происшествие омрачило праздник, и я буду перед вами в неоплатном долгу, если оно останется нашей тайной.
Какая забавная ирония судьбы: три года назад Элизабет сама стала свидетельницей щекотливой ситуации и пообещала хранить секрет принцессы Элеоноры, слишком увлекшейся жаркими объятиями; теперь же Лиззи такого внимания не желала и из чужих жадных рук отчаянно вырывалась, но постыдное происшествие все равно просит утаить.

[nick]Elizabeth O'Blair[/nick]Все-то на островах просто... Просто Мэйси или просто Белка. Просто замахнулась на троих пьяных мужиков горящей лампой и просто отчитала их, как неразумных детей. Просто откинула предубеждения и просто помогла литтонке, которой остальные чуть вслед не плевали. Лиззи, оглядываясь в недалекое прошлое, еще долго может продолжать этот ряд, и по всему выходит, что она сама - главный источник сложностей в своем новом доме и своей новой жизни. Только для нее все сложно: выйти замуж за диковатого незнакомца, отказаться от всего привычного и родного, стать своей среди тех, кто заранее настроен против нее. Даже вот подышать морозным воздухом в тихой галерее - и то оказывается не так просто, как представляется большинству.
Элизабет к такой нарочитой простоте чувств, отношений и действий не привыкла и привыкать будет долго. На все, что у фридлендцев считается простым и естественным, в Литтоне существуют десятки правил, выученных ею с детства. И все они настолько впитались в ее мысли, что нет нужды ничего припоминать или выбирать, когда дело доходит до действий. Все получается само собой, и для нее все тоже просто - только совсем иначе, чем для фридлендцев.

- У всех фридлендцев есть звериное прозвище? Как только животных на всех хватает, - слабо улыбается Элизабет. Красный пес Кеннет, огненная лисица Лорна, теперь вот белка Мэйси. Интересно, новой леди Дубхдара тоже однажды достанется прозвище? Или оно уже есть, передается с хохотом за ее спиной? Наверняка что-нибудь не очень лестное о ее происхождении, отличной от островитян внешности или неподходящем характере. Прозвали какой-нибудь серой мышью или холодной рыбой, и вовек теперь не избавится от глупой клички.

Леди Мэйси... нет, просто Мэйси обещает молчать; Элизабет благодарно улыбается и тут же качает головой: не в позоре дело. Ничего... особенно постыдного и непоправимого не произошло, честь ее и всей семьи не была жестоко растоптана; очередные пересуды о своей глупости она пережила бы как-нибудь. Но Кеннет, узнай он о нападении, вынужден был бы вмешаться и наказать тех, кто посмел прикоснуться к его жене. Портить скандалом и, упаси милостивая Мать, дракой свою свадьбу Элизабет не хочет, как и разрушать своей жалобой дружбу мужа с его родичами.
А еще больше не хочет она узнать, на чью сторону встанет Кеннет. Поверит ли он жене, с которой знаком едва ли месяц, или старым друзьям, рядом с которыми провел всю жизнь? Встанет на ее сторону или упрекнет в глупости и посмеется над ней вместе с прочими? Нет, лучше уж промолчать и впредь быть осторожнее, не надеясь, что случайно проходящая рядом гостья сможет выручить ее еще раз.
- Спасибо, - удивленно откликается Лиззи. - Не за молчание о том, чего не было... а за то, что признала меня частью семьи. - Элизабет не жалуется на ледяной прием на островах, не плачет ночами в подушку от прожигающих насквозь взглядом леди Лорны и от холодной вежливости леди Нессы, не жалеет себя и не унывает; но неожиданные теплые слова оказываются столь приятны, что промолчать она не может.

Отцепляясь наконец от стены, она шагает ближе к Мэйси и едва не наступает на свалившийся в суматохе венок. Бедные служанки все пальцы себе искололи, аккуратно вплетая в ее прическу чертополох и не давая ему запутаться в волосах; а теперь плод их стараний валяется на полу, чуть не раздавленный грязными сапогами. Лиззи досадливо вздыхает, расправляет примявшиеся листья и колючки, но водружать венок обратно на голову не рискует. А ведь она даже не хотела украшать себя сорной колючкой, но уступила мужу и его традициям...
- Да, я бы не хотела пока возвращаться на праздник. Как бы только Гейлис не выгнала нас с кухни, размахивая черпаком. - Она задумчиво качает головой, вспоминая бурный нрав главной кухарки, с которой свела знакомство в первый же день в Кинеде. - Но думаю, немного горячего вина мы у нее выманить сумеем.
Осторожко сжимая в руке колючий венок, Элизабет неторопливо идет на кухню, указывая путь своей спутнице. Румянец потихоньку возвращается на ее щеки, ноги больше не подкашиваются, а ладони не дрожат, но в полутемные коридоры она все же вглядывается с опаской и замедляет шаг перед каждым поворотом.
- Я даже не спросила, куда ты шла и не отвлекаю ли я тебя от более интересных дел, - отрешаясь от страхов, обращается она к Мэйси, послушно переходя на вежливое "ты" и стараясь помнить о простоте, которую так любили фридлендцы.

[nick]Elizabeth O'Blair[/nick]Элизабет на ходу все теребит чертополоховый венок, возвращая ему круглую форму, разглаживая смятые тяжелыми сапогами листочки, расправляя ненавистные колючки, молча укалывая пальцы в безнадежной борьбе со следами столкновения. Не хотела изначально украшать свою голову местными сорными цветами - а теперь печалится и переживает, что для отвода глаз придется еще раз потерять венок под ногами пляшущих и притвориться, что растоптали его фридлендцы в главном зале, а не в полутемной галерее.

- А для кого-то и пятеро детей не станут аргументом, - беззлобно фыркает Элизабет, отвлекаясь от венка и бросая косой взгляд на рыжую родственницу. А вспоминает, конечно, другую фридленднку - лисицу Лорну, едва способную взглянуть на литтонскую невесту. Вот она уж точно будет последней, кто примет чужестранку и признает ее своей семьей. - Увы, этот факт не нравится слишком многим, - в том числе и самим супругам, чужой волей связанным нерушимыми брачными узами, - и сегодня для меня бесценна любая поддержка. - Даже та, что существует лишь на словах. Честными презрительными взглядами и унизительными фразами Элизабет уже сыта по горло; немного притворства, немного приторной лжи, немного поддельного сочувствия - это тот подслащенный яд, к которому она привычна, который утешит ненадолго ее огорчения и позволит пережить затянувшийся вечер, который станет ей не отравой, но спасением.

- Как любая порядочная кухарка, Гейлис даже лэрда не всегда признает за главного, что уж обо мне говорить, - улыбается Лиззи. Вот уж что одинаковым было и в Литтоне, и на Фридлендских островах, так это царство печей, кастрюль и сковородок, управляемое суетливой и властной волшебницей. Заглянув впервые на кухню, Элизабет почувствовала себя так, как будто снова оказалась в Сэдлере, разве что из-под скрывающих волосы платков выбивалось намного больше рыжих локонов, чем в графском замке. И Гейлис, сразу решительно отбросившая все учтивые "миссис" и потребовавшая для удобства звать ее просто по имени, как две капли воды была похожа на заботливую и ласковую Дженни, с самого детства привечавшую графскую дочь в своих жарких владениях и в неурочный час угощавшую ее сладким печеньем и теплым молоком.
Матушка всегда говорила, что в новом доме первым делом следует подружиться с экономкой и кухаркой: от них больше всего зависят порядок и настроение в доме, на них смотрят остальные слуги, они обладают властью признать или отвергнуть молодую хозяйку. Элизабет ее наставлениям последовала незамедлительно: не вмешиваясь слишком активно в кухонные дела, она за проведенные в Кинеде пять дней нашла все же немало поводов заглянуть к Гейлис и завоевать ее расположение глупыми вопросами и смущенными просьбами. Несмышленную литтонку, с трудом объясняющуюся с фридлендцами, главная кухарка быстро взяла под свое крыло, опекая ее как неразумного ребенка, если находилось свободное время, и шумно, но ласково выгоняя прочь, если минутки на объяснения не было; а Элизабет только этого и добивалась.

- Местным конюхам заботу о нем ты не доверяешь? - понимающе переспрашивает Элизабет: сегодня, когда гуляет весь замок и вино льется рукой, она тоже не доверила бы никому любимого коня (пока что, увы, оставшегося в Сэдлере, но ближе к лету отец обещал переправить его в Кинед). - Можем заглянуть к нему после кухни. Я тоже не спешу возвращаться к танцам, кузены Кеннета мне уже все ноги оттоптали. Все фридлендцы танцуют как медведи?

Из распахнутых кухонных дверей, к которым они наконец доходят, вырываются облака пара и вкусно пахнущего дыма: праздничная суете в самом разгаре, слуги только и успевают, что относить наверх полные подносы и возвращать вниз пустые. Они носятся туда и обратно, едва глядя под ноги, и Элизабет чуть не сталкивается с одним из мальчишек в дверях, после чего спешит проскользнуть внутрь, пока никто больше не задел ее и вдобавок к венку не испортил платье. Гейлис раздает указания и незваных гостей в своих владениях пока замечает. Стараясь не попадаться ей на глаза - выгонит ведь, не посмотрит на титулы и не послушает мольбы, скажет, что нечего сейчас посторонним делать в ее вотчине, и отмахнется черпаком, - Лиззи отлавливает за локоть одну из ее помощниц, просит лохань с холодной водой и два кубка с горячим вином.
Присесть на кухне некуда, стулья и табуретки убраны, чтобы не мешались под ногами. Забившись в свободный угол, Элизабет наскоро умывает лицо прохладной водой, представляя, что с водой в лохань утекают невыплаканные слезы и новые тревоги, вытирается услужливо поданным полотенцем и кивает Мэйси на дверь, жестом предлагая с горячим вином устроиться где-нибудь в коридорах замка, подальше одновременно от кухонного шума и от праздничного зала.